Мой рассказ "Одуванчики" получил первую премию на литературном конкурсе журнала Сноб.. Если вдруг кому-то захочется прочесть его - он опубликован на сайте Сноба. Дублирую его здесь, - в оригинальной орфографии, которой нет в публикации, и с небольшими изменениями.

Иллюстрация: коллаж. Работа фотохудожника  alisa5636.photosight.ru и  портрет моей мамы - Ноеренчук Валентины.

ОДУВАНЧИКИ

Это, пожалуй, первое мое абсолютно сознательное воспоминание из детства. Вообще, осознание себя началось у меня как-то совсем рано, едва ли ни с первых месяцев жизни, но осознание это было еще как полусон,  поэтому и воспоминания о том периоде такие же, как и о снах, - обрывочные, туманные. А это - первое такое, -  абсолютно ясное, связное и целостное.

Мы, с мамой и бабушкой (вся моя семья), собираемся идти гулять. Мама не работает сегодня, а значит - это воскресный или праздничный день. Мне - три года и несколько месяцев (это мне точно известно, потому что от того дня осталась подписанная мамой фотография , сообщающая о моем возрасте), и я, как Том Сойер, который имел "другой" костюм, одета в то, другое платьице, - "на выход". Пока мама и бабушка заканчивают собираться, я выбегаю во двор.  Мы живем в старом двухэтажном доме, - точь в точь из норштейновской "Сказки сказок".  Возле дома, кроме ряда деревянных сараев, нет ничего, - только тополя и карагачи, и пустырь, зарастающий летом полынью и высокой травой,  и тихо воркующие голуби,  и тишина..

Но сейчас здесь - весна; цветет, и чудесно благоухает сирень у нас под окнами, и на щеках у меня - солнечные зайчики... И всё здесь сейчас такое свежее, чистое, изумрудное; и всё - восторг, и всё - впервые.

Я выбегаю за дом, и останавливаюсь, пораженная. Что это? Нет больше скучного грязного пустыря с лужами, по которому совсем недавно нужно было ходить в резиновых сапогах.  Какой-то волшебник, за ночь, накрыл грязный пустырь ковром из цветов! Я еще не знаю, как они называются... Я подбегаю и сажусь на корточки, - наклоняюсь к ним. Они - ярко- желтые (маленькие солнышки!), и пахнут солнцем и мёдом, и они - волшебные, они - из сказки.

Я глажу их руками, - они нежные и пушистые; они такие доверчивые, и мне кажется - они даже улыбаются мне. Я вдыхаю их запах и зажмуриваюсь от горячей, радостной волны в груди. Я еще не знаю, что то, что я чувствую сейчас, называется любовь; я знаю только, что не хочу никуда уходить, а хочу остаться здесь, навсегда, НАВСЕГДА!

Но я уже слышу голоса мамы и бабушки.. Они вышли из дома, и приближаются ко мне. Меня отхватывает отчаяние. Сейчас они возьмут меня за руку и уведут отсюда.. А когда я вернусь, - что будет? Может, ИХ уже не будет здесь!

Я в отчаянии, я не знаю что делать... Надо взять их с собой, вот что надо сделать! И я начинаю срывать волшебные маленькие солнышки с их тонких стебельков...

"Ох, что же ты делаешь, зачем?", - спрашивает подошедшая мама. Я молчу, потупившись, и чувствую, как глаза вмиг наполняются жгучими слезами.

"Они же такие красивые! Не надо их рвать. Пусть БУДУТ. Пусть радуют ВСЕХ. Пойдем".

Я поднимаюсь, обескураженная. Всех?! Как это - всех?. Это же я их нашла! Они - мои! А кто-то придет, и сорвет их... И снова в глазах закипают горячие слёзы.

"Пойдем, пойдем! Мы едем гулять на Выставку". Выставка.. Новое слово. Наверное, что-то ужасно скучное, как новости по телевизору, или как мамины газеты...

Выставка, или ВДНХ, оказывается не такой уж и скучной. Конечно, нет там ни качелей, ни песочниц (другие развлечения, типа каруселей или мороженного, мне вообще еще неизвестны), но зато есть бассейны, установленные каскадами. И если залезть под уступ бассейна, то там, во влажной, холодной темноте можно разглядеть лягушек! А в воде - их деток, головастиков!

Но маму с бабушкой ни лягушки, ни головастики, кажется, совсем не увлекают.. Они хотят идти в павильоны, и обещают мне, что будет интересно.

В павильонах очень прохладно и строго; везде - красные ковровые дорожки и ленточки, за которые заходить нельзя. Здесь нельзя "баловаться", и надо быть строгими и серьезными, иначе суровая тётенька, похожая на Людмилу Зыкину, выгонит нас  отсюда.

 Мебельный павильон невыносимо скучный, и кажется бесконечным. Здесь интересна только детская комната, - та что в самом конце. В ней есть игрушки! Их нельзя трогать, но на них можно смотреть, и представлять, как они тут живут.. Одни живут!.

 Павильон с едой (павильон "Пищевой промышленности", вообще-то, но откуда мне знать такие слова!) оказывается намного интереснее. Здесь есть даже КОНФЕТЫ!. И какие! и сколько их тут! Я никогда таких не видела... Я тяну к ним руки, но это - нельзя! Ни в коем случае нельзя! Я, кажется, вот-вот разревусь, и мама это замечает, поэтому быстро начинает объяснять мне,  шепча на ухо, что конфеты эти, на самом деле, - ненастоящие. Они сделаны из какого-то парафина,  и есть их нельзя. А если всё-таки съешь, - отравишься, и будет болеть живот. Я не знаю, что такое парафин, но мысль о том, что кто-то сделал специальные конфеты, чтобы отравить детей, которые станут их есть, поражает меня. Пока я размышляю об этом коварстве, пытаясь понять, кто же мог такое сделать,  мы уже оказываемся на улице.

Идем гулять по аллеям ВДНХ; из репродукторов на столбах доносится какая-то безмятежная музыка, и бабушка, вполголоса, рассказывает маме о своей маме - моей прабабушке. Идет гражданская война;  разруха и страшный голод. Муж прабабушки недавно умер, и она, с детьми (мал мала меньше!) и с узелком вещей, куда-то едет, спасаясь от голода. Взяла лодку на станции, отдав последние деньги. Выплыли на середину реки, и тут вдруг кто-то из детей полез под скамейку, а там - большой сверток с золотыми монетами!. "Царские" монеты, - многозначительно поясняет бабушка. Доплыли до берега (село какое-то); прабабушка сверток взяла, да и отнесла в отделение... Ни одной монетки себе не оставила.

Мама охает, и качает головой: "Шестеро детей же, и муж умер! Ну зачем отнесла, да и кому?" Бабушка вторит ей: "И голод, голод-то какой кругом! И даже угла своего нет... Как вообще выжили тогда... А эти посмеялись только над ней...". Качают головами,  а сами ведь такие же. "Своего у нас нет, но и чужого нам не надо".

А я живо представляю себе: прабабушка нашла в лодке самый настоящий клад, - сокровища, спрятанные разбойниками... Золотые слитки и драгоценные, переливающиеся на солнце камни. И большие старинные монеты, - царские! - на которые можно купить дворцы! И вот она сидит в лодке, и негнущимися, крючковатыми, как у бабушки, пальцами несмело перебирает чудесным образом обретенные сокровища, охая и близоруко щурясь.  Потом берет - и аккуратно складывает всё обратно, заворачивает сверток...  Выходит из лодки, смотрит на детей, - мал мала меньше!, - вздыхает тяжело, и идет в село, чтобы отдать свой клад  каким-то  чужим, незнакомым людям.. "Этим". Ну как же так?!.

Мы сидим за столиком возле какого-то павильона с большими стеклянными окнами, который, к моей радости, то ли закрыт, то ли неинтересен маме с бабушкой.  Нам принесли бутылку лимонада и бумажные стаканчики. Я пью лимонад маленькими глоточками; вкус лимонада смешивается с привкусом от бумажного стаканчика, и мне кажется,  я никогда не пробовала ничего вкуснее. Я разглядываю дикий виноград, густо обвивающий маленькое летнее кафе перед павильоном, и тени от листьев на лицах мамы и бабушки... Они улыбаются, и вокруг - весна, и солнце в зените, и вечер еще нескоро. Мы еще пойдем  смотреть фонтаны и гулять в березовую рощу, и случится еще много-много хорошего, - я это знаю. Меня переполняет искрящаяся радость, - праздничная, как пузырьки от лимонада, - и, наверное, я по-настоящему счастлива в этот момент. Но я еще не знаю такого слова - "счастье"; мне просто очень хорошо и радостно. Я здесь, я ЕСТЬ! Ярко светит солнце, в бумажном стаканчике - лимонад, и со мной те, кого я люблю и кто любит меня.

А потом.. Потом, как-то незаметно, пролетит лето; настанет август. И, в один из дней, я обнаружу, что мои одуванчики, - мои маленькие солнышки, - стали вдруг все белыми и прозрачными..  На пустыре дует ветер, и одуванчики начинают дрожать и облетать - крошечными прозрачными зонтиками, - пока, наконец, не останутся одни лишь тоненькие стебельки с беззащитной мягкой подушечкой... Вот и всё. И это так грустно и так непоправимо, и ничего нельзя с этим сделать, -  даже если заплачешь, даже если перевернешься три раза вокруг себя, даже если... Ничего не поможет.

А потом пройдет еще несколько лет, и дом из"Сказки сказок" останется в прошлом, а мы переедем в другой, - четырехэтажный и некрасивый, - который я так и не смогла полюбить. А потом умрет бабушка. А потом, - через много лет, - не станет и мамы...

А потом.. Потом, незаметно, пройдет половина жизни. И прошлого больше нет, и будущее еще не наступило... Весенний день, голуби тихо воркуют под крышей... Чашка кофе, раскрытый ноутбук... Негромкая, монотонная музыка и рассеянные мысли.. Кто я? Счастлива?. А жизнь - что она такое? Для чего она, и какой смысл в ней?. Не знаю.. Не знаю... не знаю. Нет ответов. И спросить некого.

...Мама работала учительницей русского и литературы в школе, и рассказывала мне: "Знаешь, мы должны требовать от учеников, чтобы они писали такие глубокомысленные сочинения... Всё должно обязательно чему-то учить.  Вот, например, надо задавать вопрос: "Чему учит море?", - и мама иронически улыбалась. "Но ведь это же абсурдно, правда?" Я пожимала плечами. "Нет, ну а вот как ты думаешь: море - оно разве учит чему-то?", - настаивала мама.

"Ну, не знаю..", - тянула я неохотно. Разговор был мне неинтересен. "Может, плавать?."

"Плавать? Да, плавать, конечно.. Но ведь не в этом же суть! Море - оно просто ЕСТЬ, и всё! И ничему оно нас не учит, и не должно"...

...Море... Я его уже видела однажды. За какие-то смешные деньги мама купила двухнедельную профсоюзную путевку в Ялту, в июне, и мы поехали. Крым меня, десятилетнюю, абсолютно поразил и покорил. Это была сказка, волшебная страна! Там, как и полагается сказке, были настоящие дворцы, - Воронцовский, в Алупке, и Ласточкино гнездо. Там, в Ялте, на каждом шагу цвели и благоухали разноцветные розы, и было какое-то, совершенно обескураживающее и сбивающее с толку, количество сортов мороженного... Десятки, наверное!  Ну, сами посудите, - разве такое бывает НА САМОМ ДЕЛЕ? Нет, конечно. Понятно же, что это всё - понарошку, что это всё - сказка. Кто-то (наверное, какая-то старая волшебница), по рассеянности, оставил открытой маленькую потайную дверь в волшебный мир, и мы с мамой в нее проскользнули. Конечно, скоро обман обнаружится, и нас отсюда выгонят, но пока... Пока ведь можно, - пусть недолго,  затаив дыхание, - любоваться всем этим, нам не принадлежащим, сказочным царством! Гулять в Ботаническом саду, кататься на катере, есть это удивительное, мгновенно тающее во рту и такое прекрасное арбузное мороженное... Или клубничное!

Но, самое главное, - здесь можно прикоснуться к тайне, и тайна эта называется МОРЕ.. А для этого надо встать рано-рано, - раньше всех (а мы живем в съемной квартире, где кроме нас еще живет человек шесть "отдыхающих" , не считая хозяев), пройти на цыпочках, чтобы не разбудить никого, а там, - с пригорка на пригорок, мимо клумб с разноцветными розами, бегом, - туда, к нему! Сесть поближе к обрыву, под старую пихту, и смотреть на это невозможное синее чудо, и слушать его плеск, и дышать им, и любить его, - сильно, до невозможности!

Море - это любовь. Я уже знаю это слово, и знаю, что это такое. Любовь - это когда радостно и сладко сжимается сердце и перехватывает дыхание, и все искрится и переливается, и нет ничего прекраснее этого мгновения.. Любовь - это когда хочется только одного, - чтобы это было навсегда, НАВСЕГДА!  Но ты уже большая, и знаешь,  что навсегда - не бывает.

...Чему научило меня море? Не знаю.. Может быть тому, что нам не принадлежит ничего, и что нельзя, невозможно ОБЛАДАТЬ тем, что любишь. Нужно научиться, в какой-то момент, разжимать пальцы и ОТПУСКАТЬ... Ведь все равно ничего удержать нельзя.

Мама это умела, а я...

...Сегодня, - 26 марта 2015 года, - ровно пять лет со дня смерти мамы... Когда она умерла, после нее не осталось почти ничего, - только маленькая дамская сумочка с письмами. Много писем, написанных твердых мужским почерком. От того, кто, очевидно, так и не смог никогда смириться с тем, как легко мама отпускала тех, кого любила...

Марина Цветаева пишет детям о родителях: "Это для вас они – родители, а для самих себя они – Я. Не исчерпывайте их – их родительством". Я тоже стараюсь ТАК думать о маме.

Я представляю её САМОЙ СОБОЙ, - молодой и красивой, - задолго до моего рождения. Мама была классическая красавица, - и по форме, и по духу. Она умудрилась прожить целую жизнь ничем не владея, и, кажется, ей было все равно. Работая в школе, она получала сущие гроши, и только "отпускные" были более или менее серьезными деньгами. Серванты и хрустали маму абсолютно не интересовали, поэтому на все отпускные неизменно покупались билеты и путевки, - на все четыре стороны! На старенькой швейной машинке, наспех, шились легкие платья и белые, до колена, юбки.  К ним докупалось несколько простеньких блузок, пара легких шарфов, босоножки, - и гардероб был готов. Все это складывалось в маленький чемоданчик, и  - в путь!

Так мама, до моего рождения, объехала почти весь Советский союз. За границу, даже в Болгарию (мечта голубая, так и не сбывшаяся!), ее не пускали, как она ни просила. "Вы молодая, красивая и незамужняя. Мы вас выпустим, - а вы там останетесь...", - неизменно отвечали ей на ее мольбы о путевке в Болгарию. Так и прожила она одну-единственную жизнь, не имея возможности даже одним глазком взглянуть на ТУ, ДРУГУЮ, и хотя бы просто, невинно, примерить ее на себя, - как примеряют в магазине дорогое платье, которое все равно нельзя купить.

Мы с мамой непохожи, и никогда не были. В отличие от нее, я - не красавица, но я, пожалуй, удачливее. Или просто живу в другое время. Мне не нужно выбирать, поехать ли в отпуск или купить каких-то вещей; я могу выбрать и то, и это. Я могу иметь то, что хочу, а не то, что доступно и разрешено. И я могу путешествовать по миру... Что мне Болгария, и что мне Крым! Но, самое главное, - это то, что я, в течение всего лишь одной жизни, могу менять свою судьбу по многу раз. И это, пожалуй, самое упоительное! Я подбрасываю монетку (орел или решка?.), на секунду зажмуриваюсь, и вот - я уже в другом месте, в другом городе или стране, меня окружают новые места и люди, - да и сама я уже другая, и могу начинать всё заново.

Я играю в эту игру, и мне наивно кажется, что если я убегу подальше, то старой волшебнице будет непросто меня найти...

...Сегодня будет ровно пять лет с того дня, как мамы не стало... Утром я съездила на место нашего старого дома (того, "норштейновского" дома, из "Сказки сказок"). Дома больше нет, а пустырь огорожен; строят торговый центр. А ведь когда-то здесь было поле одуванчиков! Чёрт... Прошла же уже половина жизни! А может - и бОльшая ее половина прошла. А может... Неизвестно же ничего, и никто этого не знает.

"Мама, чему учит жизнь?" "Ничему, как и море. Она просто ЕСТЬ".

И ею, как всем тем, что любишь, обладать нельзя. И удержать ничего нельзя. Просто кто-то, по рассеянности, оставил открытой маленькую дверь в волшебное царство, и мы в нее проскользнули. Мы гуляем по наполненным мягким солнечным светом улицам и вдыхаем аромат роз и моря. Где-то здесь, в этой волшебной стране, есть старый дом из "Сказки сказок", окруженный кустами сирени и тополями. И на пустыре перед домом каждую весну цветут одуванчики. Летит время, всходит и заходит солнце... Одуванчики становятся белыми, легкими, невесомыми. Дует ветер, и они облетают - маленькими прозрачными зонтиками... Вот и всё; волшебная дверь закрывается.

"Мама, так и должно быть? Жизнь - она ведь просто есть, - с нами, и без нас, сама по себе?."

И мама улыбается, - где-то там, в мире, которого больше нет, - и тихо кивает головой.

26 марта 2015 год.

АЛ ГРОМЕР ХАН, альбом "ЛАЛИТА"

В марте этого года известный немецкий музыкант, мастер ситара Ал Громер Хан  выпустил свой новый альбом, - "Лалита". 

В индийской мифологии, одном из тех духовных источников, который питает музыку Ал Громер Хана,  Лалита - это женская, творящая и хранящая всё сущее ипостась Брахмана, верховного Божества.  Лалита - это Шакти, Сила и Энергия, создавшая этот мир, - Божественная Мать всего сущего. И именно к Ней, - источнику божественной Любви и Мудрости, ведут все извилистые пути и дороги духовного искателя и мистика,  - того, кто ищет Бога вне догм и церквей.

"Ты ... воплощенная безмятежность... О, Всевышняя Мать! Позволь мне погрузиться в алую зарю Твоего сияния и пережить тождество с Тобой в то время, когда я буду воспевать Твоё Имя. Да просветит мое сознание Твой, подобный красному цветку, Образ Великой Красоты", - так говорится в "Шри Лалита-сахасранама-стотра", - священном индуистском тексте, посвященном Всевышней Матери Лалите.

Исполненные света и безмятежности, мелодии альбома "Лалита" очень созвучны словам этой молитвы. Музыкальная ткань альбома  подобна сну монаха, уснувшего в храме Божественной Матери.. Ему снится, что весь мир - это всего лишь мимолетный сон, и единственная реальность во вселенной - это Ее улыбка, Ее свет, Ее безграничная и безусловная Любовь.

Альбом начинается с гипнотических, трансовых звуков, уводящих нас в захватывающее психоделическое путешествие.

Первая композиция альбома - "Tears At the Paisley", - сотканная из нежного женского вокала и мягких ударных ритмов, из томных звуков ситара и медитативного речитатива, - достигает своей цели, унося нас туда, откуда начинается наше путешествие, - на Восток, в Индию, в один из храмов, посвященных Божественной Матери.

Paisley (Пейсли) - это характерный для средневековой Индии узор на ткани с завитками миндалевидной формы, напоминающих капли или слёзы.  И с композицией "Слёзы на Пейсли" мы медленно начинаем погружаться в сон, в транс, скользя вдоль линий причудливого музыкального узора..

И вот уже, с "On Golden Boat" ("На золотой лодке"),  мы уплываем по водам безымянной реки, - то ли Ганга ли,  то ли Леты, - в Неизведанное. Всплески, - то ли весел, то ли капель дождя по воде.. Здесь начинается наше Путешествие.

Мы - в чьем-то сне, - странном и прекрасном.  "Flower Child in Clearing", - это композиция-размышление, в которой эфирный женский вокал перекликается с философской поэзий, а гитара и ударные - с чувственными звуками ситара.

Четкий, размеренный медитативный ритм уводит нас дальше, погружая в следующую композицию, - "Ahira".

"Ахира", - термин в исламской философии, означающий ту Реальность, в которую человеческая душа входит в момент смерти. Для просветленного сознания момент этого Перехода лишен боли и трагизма, и действительно: композиция "Ахира" - легкая, безмятежная, -  подобна улыбке  мудреца, кружению дервиша, танцующего свой утонченный танец с жизнью.

В индуизме также существует понятие Турии, - некого "четвертого состояния сознания", - означающее Реальность, к которой, от сна жизни,  пробуждается сознание. То есть, для познавшего мудрость смерть будет подобна мягкому скольжению сознания ото сна к Пробуждению. Но что же там, за завесой?.

"All of this and more" ("Всё это, и больше") - хрупкая и по-настоящему прекрасная композиция, исполненная безупречной гармонии. Переход в иную Реальность уже свершился. Гулкие шаги в пустоте, в мистическом пространстве; приближение к Тайне. "All of this and more" - композиция светлая, прозрачная,  - как полет бабочки, как медленное движение перистых облаков по небу..

Жизнь - это всего лишь сон, как у Чжуан-цзы, которому приснилось, что он - бабочка, порхающая среди цветов. Проснувшись, Чжуан-цзы не мог сказать с уверенностью, кто он, - человек, видевший во сне, что он бабочка, или же бабочка, которой снилось, что она Чжуан-цзы..  Такова мудрость пробужденного, - она пронизана легкостью, и  если этот пробужденный - музыкант, то и музыка его будет исполнена этой божественной легкости.

"Lalita (The Eternal Feminine)" уводит нас глубины медитативного созерцания. Чистый, ясный и завораживающий ритм в удивительно гармоничном сочетании с порывистыми аккордами ситара.. Мы  в царстве Лалиты, Вечной Женственности, и страстная мелодия ситара подобна  ставшей музыкой молитве, словам любви дервиша, обращенные к его Возлюбленной.

"Я исповедую религию Любви. (...) Не называй Ее по имени! Ведь этим ты можешь ограничить Ту, при виде которой все ограничения рушатся". (Ибн аль-Араби).

Слова здесь и вправду лишние, поэтому мы просто погружаемся в созерцание, которое несет нам музыка.

А музыкант уже увлекает нас дальше за собой; путешествие в мир духа и музыкальной гармонии продолжается.

"Elvis Went to Durgapur", - очень сложная, яркая, психоделическая композиция, -  завитки пейсли на покрывале, вышитая мандала... Погружение вовнутрь, во внутреннее духовное бытие, в созерцание; тишина, в которую, откуда-то издалека, ветер доносит женский голос, поющий мантру, и мужские хоры.. Странная и прекрасная композиция, которую хочется слушать снова и снова..

"The Pilgrim and the Crow" ("Пилигрим и Ворон") - многоплановая композиция с тонкой внутренней архитектурой. Звучание электронных погружает нас в гипнотическое состояние, в то время как яркие звуки ситара и повторяющиеся ритмические аккорды удерживают сознание в медитативном созерцании. Каким странным кажется мир тому, кто прикоснулся к иному Бытию, к иной Реальности! Мир видится ему сном, галлюцинацией,  подобной миражу в пустыне... Великая иллюзия, Махамайя, - это ведь тоже один из бесчисленных аспектов и ликов Великой Матери, а этот мир - ни что иное, как искусный узор, сотканный Ею.. Узор на невидимом покрывале, скрывающем истинную Природу мира.

А ведь Реальность здесь, рядом, - за тонким покрывалом Иллюзии, - и об напоминает нам композиция "Less" ("Меньше"). Ее не нужно "слушать", - в нее нужно просто погрузиться целиком, позволив этой прозрачной музыкальной ткани окутать вас и унести прочь из этого мира.

Мы ненадолго выныриваем на поверхность с композицией "Lancron", - чтобы вдохнуть горячий влажный воздух вокруг храма, увидеть верхушки деревьев и желтую полосу реки вдали, и вот - уже плывем дальше.

"Bhim Strats", - мягкий и необыкновенно приятный, гипнотический ритм продолжает держать нас на поверхности, - с одной стороны, помогая удерживаться в длительном медитативном созерцании, с другой - не давая нам пропасть, раствориться без остатка в бесформенности и безграничности Непознаваемого. Мимо нас, как в кино, проносятся картины.. Красный закат, смуглые прачки на берегу реки.. Колокольчики в храме, пронзительные глаза саньясина.. Перебирая четки, проходит служитель храма, тихо напевая мантру: "Ом намо Бхагавате.."..  Мы закрываем глаза, и мягкие вспышки электронных звуков напоминают нам, что всё, что мы видим, - лишь сон, иллюзия, мираж...

Так, двигаясь в необыкновенно плавном и расслабляющем потоке ритма, создаваемого ударными и таблом,  мы подходим к последней композиции - "Wanting Nothing", - название, которое можно перевести как "Не желая ничего". В своей замечательной рецензии  посвященной этому альбому, Steve Sheppard так охарактеризовал эту композицию: "..А gift of ultra-happiness, because you have 10 minutes of utter ambience to delve into and submerge your physical state into a place of atmospheric heaven". Что можно к этому добавить?

Композиция "Wanting Nothing" словно подводит итог только что совершенному нами духовному  вояжу, - "резюмируя" его до квинтэссенции. Да, жизнь - это сон, но для Пробужденного ото сна она становится ярким духовным Путешествием.

Вот в этом и заключается магия музыки;  Мастер, сумевший в передать свои ощущения от Путешествия с помощью мелодий, ритмов и звуков, способен открыть Путь другим, - нам. И мы следуем за ним, - плывем по водам этой безымянной реки,  то ли Ганга, то ли Леты, - и видим залитые солнцем крыши храмов и нити дождя между ветвями платанов;  орла, кружащего в небе и красное золота заката в тяжелых водах..

Путешествие подобно узору на старинном ковре, - это лабиринт без конца и края.. Но и узор, и сам ковер - это всего лишь Игра, - божественная забава в руках Той, которая соткала его, и которая однажды, в один прекрасный день, распустит его, просто потянув нить..

Космическая, непостижимая Игра... Игра Лалиты.

P.S.: Пройдя по ссылке, вы сможете прочесть прекрасное философское эссе Мастера, - размышления самого Ала по поводу его работы.

А мне хотелось бы завершить свою импровизированную "рецензию" цитатой из этого эссе, которая, на мой взгляд, как нельзя лучше характеризует альбом Ала и все его творчество в целом: "This is contemplative music, music for meditation, not entertainment. Entertainment is for the very young. Sound is for the mature soul". (Ал Громер Хан).

Музыка для зрелой души. Ал Громер Хан. Лалита.

11 мая 2015г.